Юность зачарованная революцией

"Знаменитая писательница и поэтесса Ольга Берггольц в детстве, с 1918 по 1921 годы, проживала в Угличе. Ее имя с 1977 года увековечено в названии одной из улиц в центре города. В 1931 году она написала повесть «Углич», а спустя много лет, в 1953 г., снова посетила наш город, и вскоре воспоминания о нем вошли в книгу «Дневные звезды», которую Ольга Берггольц считала началом главной книги своей жизни.

Повесть «Углич» выходила в издательстве «Молодая гвардия» в 1932 году и получила несколько отзывов, в том числе и Максима Горького. О причинах долгого ее непереиздания можно только догадываться. Но на нее ссылаются как на источник для книги «Дневные звезды». Только уже в перестроечном 1988 году включается она в трехтомник произведений О. Берггольц, когда имя автора уже мало интересует читателей. Повесть «Углич» в 2005 году мы с ученицей школы № 2, в которой училась Ольга Берггольц, Аней Стародубовой взяли за основу конкурсной краеведческой работы. Она получила дипломы на городском, областном, на двух всероссийских конкурсах в Москве (движения учащихся «Отечество» и правозащитного общества «Мемориал» «Человек в истории России XX века»). В отзывах отмечались актуальность темы и интересная изыскательская работа с литературным и историческим материалом. Объектом исследования для нас был город - с событиями, людьми начала XX века. Составив план, наметив маршруты, мы отправились по угличским следам Ольги Берггольц, запечатленным в ее произведениях. Мы определили предполагаемые места проживания ее по улице бывшей Крестовоздвиженской (ныне Октябрьская), в кельях Богоявленского монастыря, нашли людей, видевших О. Берггольц в 1953 г., установили подлинность нескольких персонажей повести «Углич». Нашлись два автографа Ольги Берггольц. Читая на ходу отрывки повести, мы обследовали места действий на территории Богоявленского монастыря, упомянутых уголков города, убеждаясь в документальности описанных мест и событий.

Всех, кто не удосужился найти и прочитать повесть «Углич», приглашаем присоединиться к нашему путешествию.

Ольга Берггольц - та самая Лёля, которая фигурирует в повести О.Ф. Берггольц "Углич"

Представим девочку из интеллигентной семьи, у которой отец - врач на фронте, а мать - учительница - и младшая сестра Муся в 1918 г. приехали в Углич из охваченного пожарами гражданской войны и революции голодного Петрограда. Приехали, чтобы выжить. «Углич кишел в те дни «бывшими», бежавшими от революции из столиц в заштатные, чуть помеченные на карте города. Они меняли на еду старые свои вещи, устраивались педагогами, делопроизводителями, мелкими сошками, они ждали белых, чтобы вернуть свое имущество, свои права. Тут были домовладельцы из Москвы и Питера». Семья Берггольц сначала переезжала с квартиры на квартиру на разных улицах.

Последняя квартира их, перед заселением в Богоявленский монастырь, была на улице Крестовоздвиженской, она и описана в повести «Углич». Основные события повести происходят в 1920 году. «Март стоял на Крес- товоздвиженской, март в самом начале, с неожиданной оттепелью, с разлезшейся дорогой...» Девочка Лёля (так звали писательницу в детстве) не может пройти к своей школе, которая находится рядом с Богоявленским собором, из-за распутицы. «Синий купол главного храма, очень толстый, звездный и круглый, виднелся в самом конце Крестовоздвиженской». «Монастырь стоял на другом конце города. Пути к нему были отрезаны». Идя по Октябрьской улице к Богоявленскому храму, мы понимаем, что девочка Лёля могла видеть все так, только если она жила на отрезке улицы за мостом через ручей. Огромный собор, видный издалека, мог действительно казаться чуть ли не на краю города. На этой части улицы сохранилось много старых домов постройки XIX века, сама улица почти не изменилась. Дом был в два этажа. «Внизу (а в Угличе нижний этаж находится над самой землей) жило большое семейство тети Любы, поденщицы...»

Вдали, выше по улице, открывался вид на Крестовоздвиженскую, или Солунскую, церковь (она была разрушена в 1930-е годы во время строительства Угличской ГЭС). «Церковь Димитрия Солунского в виде корабля выплывала на ту же Крестовоздвиженскую». Многие жители этой улицы сейчас даже не знают о том, где она была. В 1920 году там еще собирал детей на проповедь отец Иоанн - «... прекрасная личность, и беседы его замечательные. У него одухотворенное лицо и такие глубокие- глубокие синие глаза». Дети, войдя в церковь, видели: «Древние святые проступали на стенах и в специальных киотах, освещаемые разноцветным огнем лампадок». «Дети всех концов Углича строго сидели в церкви; посередине на столике перед батюшкой маялась свечка». «Ну, дети, начнем, - глуховатый его голос отдавался в алтаре». «...Квадратные окошки были забраны решетками, и сквозь решетки видны были рыхлые дорожки на снегу, идущие к воротам мужского Алексеевского монастыря, который стоял рядом».

На этой улице живет бывшая учительница Мария Ивановна Тихомирова. Она помнит, как в начале 1920-х годов бегала с детьми играть на кладбище Алексеевского монастыря, на котором выделялись старинные красивые надгробия богатых угличан, какие описывает О. Берггольц в повести «Углич», помнит Солунскую церковь и тех последних священников, которые служили еще, пока их всех не арестовали. Она знает, где находились маслобойки на Крестовоздвиженской улице. От одной из них сохранилось строение. У героини повести «Углич» была одноклассница Манька Морозова. Видимо, она жила где-то здесь недалеко, потому что «сходить к Маньке, к уличной девочке, было очень интересно». «Мать Маньки работала на маслобойном заводе Туркина. Я заглядывала на завод: в низком небольшом помещении - темные деревянные машины. Огромная деревянная кувалда била в страшную ступу, как Баба-Яга». Маслобойка Туркина действительно находилась где-то здесь. В Угличе было несколько таких маслобоек. На них выжимали льняное масло.

Улица имени Ольги Берггольц (бывшая Каменская) идет вдоль Каменного ручья к набережной Волги, к пристани. Здесь в 1918 году причалила лодка с беженцами - семьей Берггольц, а 1921 году другая большая лодка отчалила, увозя будущую писательницу в Питер. Потом она отметит в «Дневных звездах»: «...Ясно, как теперь, помню - сердцем помню, как почувствовала, что что-то очень хорошее, светлое остается в Угличе, такое, чего уже никогда-никогда не будет, даже в Петрограде. И точно тонкая, блестящая, острая струнка дернулась и застонала, задрожала в груди». По Крестовоздвиженской улице к Богоявленскому монастырю, к школе дети зимой иногда подкатывали, прицепляясь сзади к саням, не замеченные хозяином лошади. «Мы привыкли ездить так, и вот один раз я задумалась, стоя за расшитым задком саней, и не заметила, как очутилась далеко за городом над Волгой. Это было вечером. Сизоватое марево висело на том пологом берегу, и три уступа леса казались тремя красноармейскими полками, остановившимися над рекой».

Этот образ леса за Волгой повторяется в повести «Углич» несколько раз. Мы на старых фотографиях и даже сейчас, выйдя на набережную по улице Ольги Берггольц, можем наблюдать этот вид. Правда, раньше это были настоящие, густые леса, стоящие уступами по берегу, а сейчас они поредели. «Наша школа помещалась в хоромах монашек. Мимо главного храма коричневая тропка вела к суровому древнему зданию в два этажа. В нижнем этаже бытовал детский дом. Во втором этаже по обеим сторонам продолговатого коридора лепились классы - кельи, где двери и окна были полукруглы, и по углам еще стоял вековой запах ладана».

Монастырская женская школа, построенная в 1895 году, содержалась на пожертвования благотворителей. Почти вся планировка внутри ее полностью сохранилась и сейчас: узкие коридоры, маленькие классные комнаты, узкие лестницы. В сохранившиеся арочные окна смотрели когда-то маленькая Лёля и ее сестра Муся, и видели они из них все церкви монастыря, келейные корпуса, колокольню, ворота и стены - то, что было разрушено в 1930-е годы и чего не увидела Ольга Берггольц, ставшая уже известной на всю страну, когда приехала в город своего детства в 1953 году. «Нет, не было корпуса с нашей кельей. Не было темного пруда и лип, не было поэтому он был закрыт самым последним в Угличе, только к 1929-30 годам. Но и после его закрытия монашенки долго еще работали в школе по хозяйству. Однако вернемся к 1920 году. «Мы, разнородная свора, оттеснили монашек в другие корпуса, мешая им пением советских песен жить и молиться. Но монашки, все еще надеясь получить обратно свое хозяйство, просочились в школу, одна в виде сторожихи, другие две как хозяйки по школьному пункту питания и еще одна как учительница рукодельного ремесла». Имя этой учительницы, монахини Агриппины, нам снова встретится в повести при описании драмы, развернувшейся в монастыре. Это почти документальное свидетельство одного из эпизодов так называемого «бабьего бунта» в Угличе. Такие бунты периодически вспыхивали в эти годы, уже с 1918 года определялись как контрреволюционный мятеж и жестоко подавлялись.

О достоверности имен и фамилий учеников, упомянутых в повести «Углич», мы расспрашивали историков и старожилов. Из них известными были фамилии Буториных и Русиных, принадлежавшие известным в Угличе сада, не было стены, идущей к собору и школе. ...В обшарпанном, словно покрытом лишаями, основательно осевшем в землю соборе был склад «Заготзерна» и нефтебазы... И только красное кирпичное здание нашей школы, первой моей школы, напротив собора было таким же, как тогда (хотя, разумеется, уменьшившимся), и было по- прежнему школой». Как же жила школа в 1920-е годы? «Лязгая зубами, не раздеваясь, рассаживались школьники на старых партах, по трое на одну - ведь места-то в классе было мало. Мальчишки сидели отдельно - враждебным лагерем. Женскую и мужскую школу недавно соединили. Это были первые действия революции...». «Враждующие, презирающие и презираемые жили и учились мы, туго обвыкаясь и медленно сговариваясь».

Монастырь в то время еще не закрывали, в церквах его проходили службы. Но монашек постепенно выживали, отбирая у них келейные корпуса. И хотя в городе уже проводились аресты священников, отказывавшихся сотрудничать с советской властью, монашек еще не арестовывали, боясь недовольства народа. Среди них были домовладельцы, интеллигенты, владельцы мелких производств, банкиры (сохранился старинный красивый дом в центре Углича - бывший банк Буториных). Среди Русиновых известны были колбасники, владельцы маслобойки. Другие фамилии, по мнению директора Угличского госархива Татьяны Анатольевны Третьяковой - это имена приезжих из деревень, детей из семей дации монастыря временно воздержаться в силу того, что закрытие повлечет распыление по деревням большого количества (186 чел.) антисоветского элемента, а посему ограничиться отбором у них части помещений, занимаемых квартирами монахинь...» В праздники зеленый монастырский двор был запружен благопристойными ярославскими крестьянами, а у калитки, от утлого колодца до конца монастырской стены, стоял табор подвод». Тут сохранилось небольшое строение - монастырская баня. На углу стоит дом, сейчас покрашенный в желтый цвет. Здесь в конце XIX века возвышалось здание церкви Богоявленского монастыря во имя иконы Божьей Матери «Достойно есть».

Когда закрыли первой в начале 1920 года маленькую церковь иконы Божией Матери «Достойно есть», то, должно быть, выселили монашек из всех этих помещений и расквартировали в них мелких служащих и приезжих. От корпуса через дворик был проход в галерею стены. «Теперь я жила близко от школы и могла бегать туда по коридору в стене монастыря, гулкому и глухому...» «Там был вековой сумрак, двоюродный брат Руси новой, сбежавший от революции из Петрограда» и «...старый Пятунов. Он был похож на памятник в своей генеральской шинели, стоящей, как труба». «Я живу в Российской империи, - возвышая голос, сказал старый Пятунов, как на параде, - а вы можете, мадемуазель, жить, где вам угодно... Мой дом взяли, мои имения в руках у мужиков, но ведь это все-таки мое. Это получил я от предков...» В Угличе в XIX веке хорошо известна была фамилия Пятуниных. Сергей Пятунин был владельцем кирпичных заводов. В городе сохранились здания из неоштукатуренных кирпичей, на которых видны штампы «С.П.». Посоветовавшись с историками, мы решили, что автор повести или преднамеренно изменила известную фамилию Пятуниных, или уже забыла точную, когда писала повесть. Жительница Углича Н.М. Лебедева рассказала нам, что в детстве, в конце 1920-х годов, у них в семье упоминался старик Пятунин - его именем дразнили тетки ее племянника, когда он нелепо одевался: «Ты как старик Пятунин - зима, лето попугай!» кстати, один из первых рассказов О. Берггольц назван «Зима - лето - попугай». Он о незадачливой девочке, одетой не по сезону, которую задразнили дети этой фразой. Может, эта «дразнилка» запомнилась писательнице с угличского времени. Занятны и другие взрослые персонажи повести. Например, спекулянт Далматов, выменивавший вещи у жителей келий на продукты (сын его учился в классе с героиней повести). Достоверность имен большевика Виктора Тверитинова, нового школьного учителя истории (фамилия, похоже, не угличская), заведующего школой Петра Ивановича, бывшего директора гимназии, и убитого большевика Раскина нами не установлена.

Где жила семья Берггольц в монастыре, когда получила ордер на келью? Пройдем вдоль территории монастыря, по тому пути, где в прошлом тянулся самый длинный отрезок стены, с востока на запад по улице 9 Января (бывшей Петербургской). На этом отрезке са, имевшего вид куба, было две кельи. Это описано в книге краеведа XIX века А.Н. Ушакова. Отрезком стены это строение соединялось с небольшим западным келейным корпусом.В нем- то, вероятнее всего, и жила семья Берггольц. Мать Ольги Берггольц преподавала в школьном ликбезе, другие соседи устроились кто учителем, кто служащим в советские учреждения, как юрист Гриша Пятунов (свет проникал сквозь редкие и узкие бойницы со стороны, обращенной во двор... Я пробегала по коридору, как ветер, жмурясь и стуча зубами... Я вылетела на двор, где стояла наша школа, задыхаясь. Калиточка хлопнула за мной». Эта внутренняя калиточка была перед белым келейным корпусом (сейчас жилой дом), как раз напротив торца здания школы. "

Журнал "Углече Поле"№7 2008г.